Личность творца всегда вызывала много вопросов. Что побуждает его отбросить размеренную, распланированную обществом жизнь и отдаться творчеству — без всяких гарантий на успех, на то, что создаваемое стоит принесенной им жертвы? Можно ли говорить о призвании? Или дело в особом складе ума?
Пока нет однозначных ответов, и все, что нам, жаждущим разобраться, остается — это получить информацию «из первых уст»: из мемуаров и интервью или, если осведомленность автора не вызывает сомнений, из художественных биографий. А начать можно с этой подборки.
Патти Смит «Просто дети»
Умирая, Роберт Мэпплторп попросил свою подругу написать о нем историю, написать их историю. Так родилась книга-воспоминание о парне и девушке, в конце шестидесятых приехавших заниматься — каким, пока и самим непонятно — творчеством в Нью-Йорк, встретившихся, влюбившихся и благодаря поддержке друг друга ставшими теми, кем им предначертано было стать: Роберту — скандально известным первопроходцем в художественной фотографии, Патти — солисткой своей панк-рок-группы. А пока они молоды и только нащупывают свой путь.
Что все это повлечет за собой? Что станется с нами? Такие вопросы задавали мы себе по молодости, и молодость подсказывала нам ответ. Все, что происходит, влечет нас друг к другу. А станем мы самими собой.
Патти, никто не видит мир так, как видим его мы, — признался он мне.
Жан-Поль Сартр «Слова»
Пожалуй, лучшее произведение-автопортрет творца. В своей книге известный французский философ-экзистенциалист пристально разглядывает себя с самого раннего детства и рефлексирует об истоках своего увлечения литературой, о жажде призвания и признания. Удивляешься: бывает же память. А потом вспоминаешь, что писал гений Сартр, и все встает на свои места.
…Я тайно припирался со святым духом. «Будешь писать», — говорил он мне. Я ломал руки: «За что, господи, твой выбор пал на меня?» — «Ни за что». — Так почему же я?» — «Потому». — «Есть ли у меня хоть легкость пера?» — «Никакой. Ты что ж, считаешь, что все великие произведения выходят из-под легких перьев?» — «Господи, если я так ничтожен, как же я создам книгу?» — «Прилежанием». — «Значит, ее может написать кто угодно?» — «Кто угодно, но я избрал тебя». Такая подтасовка меня устраивала, позвала заниматься самоуничижением и одновременно чтить в себе автора будущих шедевров.
Франсуаза Саган «Не отрекаюсь»
Следующим в списке идет сборник интервью с французской писательницей, уже в 19 лет прославившейся своей книгой «Здравствуй, грусть». Как признаётся Саган, в то время она много прогуливала занятия и оправдывалась тем, что пишет роман. Это продолжалось довольно долго, так что пришлось и в самом деле заняться написанием книги. Об этом, о приписываемых ей беспечности и расточительности, о своей «литературной кухне», о дружбе все с тем же с Сартром вы узнаете из разговора с Саган.
Едва я начала читать, мне захотелось писать. Мне, как всем в десять-двенадцать лет, хотелось быть гениальной и прославиться. Слава виделась мне, как огромное круглое солнце над нами… Я очень скоро поняла, что слава — это не круглое солнце, а клочки бумаги, на которых написаны более или менее приятные вещи.
— Француаза Саган, у Вас есть секреты?
— У меня нет секретов. Я думаю, что понять писателя можно, узнав его печали, а не секреты. Секрет — это то, что сознательно скрывают, в то время как печаль не скроешь, ибо книга — ее отражение.
Книга — это всегда немного романтично, немного мелодраматично, она пишется молоком, нервами, ностальгией — короче, человеческим существом! Так что метод для писателя — это не что иное, как отвлечь себя от времени и внешнего мира.
Ирвинг Стоун «Жажда жизни»
Если вам больше по душе безумцы-художники, то советую обратить взгляд на самого яркого из них — Винсента Ван Гога. Чтобы написать лучший биографический роман об этом великом творце, Ирвинг Стоун объездил все места, где жил Ван Гог, пообщался со всеми, кто был с ним близок, соединил добытые сведения со своим писательским даром и приправил всё личной своей к Ван Гогу любовью.
Вы неврастеник, Винсент, — говорил ему доктор Рей. — Нормальным вы никогда и не были… И, знаете, нет художника, который был бы нормален: тот, кто нормален, не может быть художником. Нормальные люди произведений искусства не создают. Они едят, спят, исполняют обычную, повседневную работу и умирают.
Сомерсет Моэм «Луна и грош»
Главный герой романа — чопорный британец Чарльз Стрикленд, в 40 лет ни с того ни с сего бросающий свою работу на бирже, семью и отправляющийся в неизвестность писать картины. Его цель смутна, но решимость непоколебима. Он чувствует острую нужду выработать свой художественный язык и воплотить что-то неясно-прекрасное, что билось внутри и просилось наружу.
Словом, прообраз персонажа — Поль Гоген, французский живописец и один из ярчайших представителей постимпрессионизма.
Его страсть была — создать красоту. Она не давала ему покоя. Гнала из страны в страну. Демон в нем был беспощаден — и Стрикленд стал вечным странником, его терзала божественная ностальгия. Есть люди, которые жаждут правды так страстно, что готовы расшатать устои мира, лишь бы добиться ее. Таков был и Стрикленд, только правду ему заменяла красота.
Мне думается, что есть люди, которые родились не там, где им следовало родиться. Случайность забросила их в тот или иной край, но они всю жизнь мучаются тоской по неведомой отчизне. Они чужие в родных местах, и тенистые аллеи, знакомые им с детства, равно как и людные улицы, на которых они играли, остаются для них лишь станцией на пути. Чужаками живут они среди родичей; чужаками остаются в родных краях. Может быть, эта отчужденность и толкает их вдаль, на поиски чего-то постоянного, чего-то, что сможет привязать их к себе. Может быть, какой-то глубоко скрытый атавизм гонит этих вечных странников в края, оставленные их предками давно-давно, в доисторические времена. Случается, что человек вдруг ступает на ту землю, к которой он привязан таинственными узами. Вот наконец дом, который он искал, его тянет осесть среди природы, ранее им не виданной, среди людей, ранее не знаемых, с такой силой, точно это и есть его отчизна. Здесь, и только здесь, он находит покой.
